пятница, 12 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Практика показала, что в итоге целого дня дома я начинаю сходить с ума. =/
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Кто меня так активно вспоминает, признавайтесь!
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Как-то очень... неформулируемо.
Таскают только что не за шкирку - расческа, зубы, посуда, пнуть маму к готовке...
Разделение труда, однако: я мою посуду, он - поет. И ведь не поменяешься, посуду жалко...
Таскают только что не за шкирку - расческа, зубы, посуда, пнуть маму к готовке...
Разделение труда, однако: я мою посуду, он - поет. И ведь не поменяешься, посуду жалко...
четверг, 11 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Добро пожаловать, Ингара! Что привело? Как относитесь к тараканчикам? Располагайтесь, в общем.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Дождь, кажется, кончился.
В ванной сестра сушит мокрое платье феном.
Красота...
В ванной сестра сушит мокрое платье феном.
Красота...
12:37
Доступ к записи ограничен
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 10 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Требуется пара часов, чтобы осознать, что это не мое. Вернее, не все мое. Мое - только пыльная усталость, обычная, привычная, от недосыпа. А то, другое, холодное, жгучее - чужое. Ощущение волка, который не воет, а по-собачьи скулит на луну. Переступает через разбросанную одежду - свою? чужую? - подходит к окну, падает на стул и зарывается лицом в ладони. Усмехается, почти скалится. Только скулеж все равно рвется изнутри, и почти рвет барабанные перепонки.
А у них там полнолуние...
А у них там полнолуние...
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Ноги на удивление живы.
Настроение в принципе приемлемо.
Ы.
Хочу грозу.
Настроение в принципе приемлемо.
Ы.
Хочу грозу.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Добро пожаловать, Карамон-Маджере! Располагайтесь. Что привело? Тараканчики не настораживают?
вторник, 09 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
*залезла на дневник ВА* Аксель очарователен...)))
А вообще - относительно неплохо, только ноги снова болят.
Прихожу домой, переодеваюсь, достаю вещи из кармана, натыкаюсь на веревку. В голове отчетливо слышится чей-то стон...
А маму я таки заставила порезать салат.
А вообще - относительно неплохо, только ноги снова болят.
Прихожу домой, переодеваюсь, достаю вещи из кармана, натыкаюсь на веревку. В голове отчетливо слышится чей-то стон...
А маму я таки заставила порезать салат.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Хочу стричься. Вот прям от слова "совсем". Останавливает исключительно то, что мама будет не очень обрадована.
Эх... Кто из моих теперешних близких знакомых (ага, есть такой зверь) помнит меня с длинными волосами? Ну, кроме родителей? Ксю только, может, Лека еще, не помню...
Сюр.
Ладно. Пойду-ка я фотографировать.
Эх, люди-нелюди, где вы? Природа - это, конечно, хорошо, но я что-нибудь живое и хотя бы на вид одушевленное фотографировать хочу...
Эх... Кто из моих теперешних близких знакомых (ага, есть такой зверь) помнит меня с длинными волосами? Ну, кроме родителей? Ксю только, может, Лека еще, не помню...
Сюр.
Ладно. Пойду-ка я фотографировать.
Эх, люди-нелюди, где вы? Природа - это, конечно, хорошо, но я что-нибудь живое и хотя бы на вид одушевленное фотографировать хочу...
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Ну, не все так страшно.
По крайней мере, у нас есть сметана. И кухню я не спалила, что не может не радовать.
По крайней мере, у нас есть сметана. И кухню я не спалила, что не может не радовать.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Вот думаю, поесть, что ли, и не выдержать - пойти фотографировать? Раз уж фотоаппарат есть...
Если вдруг кто захочет со мной - милости прошу, да...
Если вдруг кто захочет со мной - милости прошу, да...
понедельник, 08 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
На балконе безнадежно холодно. Табуретка промерзла до самых воображаемых мной деревянных костей, мое хилое тело ее нисколько не согревает. Старая табуретка, заляпанная белой краской – с прошлого ремонта осталась, вместе с металлически серым ведром, поржавевшим, с лужицей дождевой воды на донышке. Балкон-то не застеклен, вот и залетает иногда.
- Эй, ты чего там? Пойдем!
Моего стремления, жгучего желания побыть на Земле подольше, урвать побольше капелек, мгновений, вот таких, как на этом балконе, дотянуться жадным взглядом, заглянуть во все уголки… В общем, этого в команде никогда не понимали. И вообще меня считают, кажется, ребенком. Или шизофреником. Или ребенком-шизофреником. Особенности репутации, особенности дара… Мирятся. Терпят. Но не понимают.
Тушу сигарету о железные перила, роняю бычок вниз.
А здесь ведь красиво! Не так выверенно, выстроено, по камушку, как там. Здесь красиво все – необыкновенно странной, живой красотой, от которой рвется мое несуществующее, воображаемое сердце. От озябших деревьев, с темными пятнами птичьих гнезд, до все того же ведра и сломанного холодильника, стоящего тут же, на этом балконе, рядом. Я знаю, люди… существа с моим даром всегда хотят жить, по должности, так сказать, положено. А мне еще и пятилетки с момента ухода не исполнилось.
Встаю, тру замерзшие ступни друг о друга. Серый, шершавый балконный камень холодит ноги, вымораживает. Вдыхаю февральский воздух, с остатками дыма от моей сигареты, поворачиваю металлическую балконную ручку, расцарапанную, кажется, еще предыдущей командой, от скуки. Квартира-то старая, и давно наша. Сменилось тут много наших, а обстановка не меняется. Незачем им… нам это.
В комнате, вымороженной не хуже балкона, оказался Паук. Сидел на обшарпанном диване, покрытом почти протертым пледом нескольколетней давности. По крайней мере, в мой первый визит этот плед уже был здесь. И Паук так же сидел на нем, поджав длинные костлявые ноги под себя, или притянув коленки к груди. Почти всегда в безрукавке и шортах невнятных зеленоватых цветов, только иногда сменяя их на что-нибудь более теплое, с целью не рушить конспирацию. Температура Плетущих Сети никогда не волновала. Паук дернул головой, убирая с лица прядку тонких, уже успевших спутаться черных волос, и укоряюще-вопросительно воззрился на меня темно-зелеными глазами, глубокими, как та речка, сразу рядом с мостками уходившая на такую глубину, что четырнадцатилетнему пацану нечего было даже мечтать там купаться. И такими же мутными – вот-вот выскочит какая-нибудь живность, и сожрет.
Во всем облике Паука только эти глаза и были живыми, запоминающимися, хотя отличительных черт хватало – общая долговязость, острые черты лица, гладкие щеки и ноги, как у девушки, и характерный шрам на горле, чуть справа. Все равно. Не-был-он-живым. Его, впрочем, это не капли не волновало. Это только меня, в силу врожденного дара, как будто терло наждачной шкуркой при каждом визите на Землю, а иногда даже заранее. Это я с упорством, достойным лучшего применения, воображал себе псевдо-жизнь.
Пламенный, кажется, возился в соседней комнате с рюкзаками. Он был старше и знал, подо что лучше шифроваться, чтобы не привлечь внимания.
- Ты чего так долго? Пошли, ребенок.
Паук плавным, текучим движением поднялся с дивана, коротко потянулся и перетек из комнаты к двери. Как он эту свою пластику на задании маскирует, я не знаю. Плетущие Сети никогда не были особенно словоохотливы, как и вообще все… мы.
Пламенный оказался в коридоре, затягивал матерчатые болотно-зеленые рюкзаки, защелкивал черные пластмассовые застежки. Он, как и я, был бос, но за исключением этого, кажется, полностью готов к заданию, в отличие от нас с Пауком. Ему он швырнул что-то темное, джинсовое, и кивнул на одинокую темно-серую ветровку на деревянной, такой же старой, как и все в доме, вешалке. Мне достались мягкие коричневые брюки, рубашка в нелепую сиреневую клетку и черный свитер с воротником под горло. Февраль все-таки. Оглядев экипировку, Пламенный почесал обросший на этот раз рыжей шерстью подбородок, вынес положительный вердикт и кинул нам рюкзаки.
- Готовы? Старт.
Что это было, мама?..
Апд
- Эй, ты чего там? Пойдем!
Моего стремления, жгучего желания побыть на Земле подольше, урвать побольше капелек, мгновений, вот таких, как на этом балконе, дотянуться жадным взглядом, заглянуть во все уголки… В общем, этого в команде никогда не понимали. И вообще меня считают, кажется, ребенком. Или шизофреником. Или ребенком-шизофреником. Особенности репутации, особенности дара… Мирятся. Терпят. Но не понимают.
Тушу сигарету о железные перила, роняю бычок вниз.
А здесь ведь красиво! Не так выверенно, выстроено, по камушку, как там. Здесь красиво все – необыкновенно странной, живой красотой, от которой рвется мое несуществующее, воображаемое сердце. От озябших деревьев, с темными пятнами птичьих гнезд, до все того же ведра и сломанного холодильника, стоящего тут же, на этом балконе, рядом. Я знаю, люди… существа с моим даром всегда хотят жить, по должности, так сказать, положено. А мне еще и пятилетки с момента ухода не исполнилось.
Встаю, тру замерзшие ступни друг о друга. Серый, шершавый балконный камень холодит ноги, вымораживает. Вдыхаю февральский воздух, с остатками дыма от моей сигареты, поворачиваю металлическую балконную ручку, расцарапанную, кажется, еще предыдущей командой, от скуки. Квартира-то старая, и давно наша. Сменилось тут много наших, а обстановка не меняется. Незачем им… нам это.
В комнате, вымороженной не хуже балкона, оказался Паук. Сидел на обшарпанном диване, покрытом почти протертым пледом нескольколетней давности. По крайней мере, в мой первый визит этот плед уже был здесь. И Паук так же сидел на нем, поджав длинные костлявые ноги под себя, или притянув коленки к груди. Почти всегда в безрукавке и шортах невнятных зеленоватых цветов, только иногда сменяя их на что-нибудь более теплое, с целью не рушить конспирацию. Температура Плетущих Сети никогда не волновала. Паук дернул головой, убирая с лица прядку тонких, уже успевших спутаться черных волос, и укоряюще-вопросительно воззрился на меня темно-зелеными глазами, глубокими, как та речка, сразу рядом с мостками уходившая на такую глубину, что четырнадцатилетнему пацану нечего было даже мечтать там купаться. И такими же мутными – вот-вот выскочит какая-нибудь живность, и сожрет.
Во всем облике Паука только эти глаза и были живыми, запоминающимися, хотя отличительных черт хватало – общая долговязость, острые черты лица, гладкие щеки и ноги, как у девушки, и характерный шрам на горле, чуть справа. Все равно. Не-был-он-живым. Его, впрочем, это не капли не волновало. Это только меня, в силу врожденного дара, как будто терло наждачной шкуркой при каждом визите на Землю, а иногда даже заранее. Это я с упорством, достойным лучшего применения, воображал себе псевдо-жизнь.
Пламенный, кажется, возился в соседней комнате с рюкзаками. Он был старше и знал, подо что лучше шифроваться, чтобы не привлечь внимания.
- Ты чего так долго? Пошли, ребенок.
Паук плавным, текучим движением поднялся с дивана, коротко потянулся и перетек из комнаты к двери. Как он эту свою пластику на задании маскирует, я не знаю. Плетущие Сети никогда не были особенно словоохотливы, как и вообще все… мы.
Пламенный оказался в коридоре, затягивал матерчатые болотно-зеленые рюкзаки, защелкивал черные пластмассовые застежки. Он, как и я, был бос, но за исключением этого, кажется, полностью готов к заданию, в отличие от нас с Пауком. Ему он швырнул что-то темное, джинсовое, и кивнул на одинокую темно-серую ветровку на деревянной, такой же старой, как и все в доме, вешалке. Мне достались мягкие коричневые брюки, рубашка в нелепую сиреневую клетку и черный свитер с воротником под горло. Февраль все-таки. Оглядев экипировку, Пламенный почесал обросший на этот раз рыжей шерстью подбородок, вынес положительный вердикт и кинул нам рюкзаки.
- Готовы? Старт.
Что это было, мама?..
Апд
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Холодно, душно, ключица болит. Как будто режут чем-то медленным и тупым, сверху вниз, и немного наискосок. Мозгу не думается, черепной коробке - тоже, холодно, холодно, душно и пыльно, острый приступ мизантропии, ненавижу людей, и себя в том числе. Как будто кто-то вытягивает изнутри жилы и соки.
Больно.
Хочу гулять. Где-нибудь в парке, вечером-ночью. Только не в Нескучном, там я уже часто была...
И чтобы луна, прохладное летнее, чтобы спокойно и хорошо. Чтобы не больно.
Да, за телефон от моей мамы благодарность и восхищение.
Больно.
Хочу гулять. Где-нибудь в парке, вечером-ночью. Только не в Нескучном, там я уже часто была...
И чтобы луна, прохладное летнее, чтобы спокойно и хорошо. Чтобы не больно.
Да, за телефон от моей мамы благодарность и восхищение.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Пришло лохматое хромающее чудо, починило городской телефон, оставило фотоаппарат на поиграться... *.*
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
За что ж я так люблю свою левую коленку! На колени падать - непременно на нее, долбонуться об угол стола - она же, родимая...
Чувствую себя законеченным бакланом.
Дорогое мироздание, ну что ж все так хреново-то?..
Чувствую себя законеченным бакланом.
Дорогое мироздание, ну что ж все так хреново-то?..
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
воскресенье, 07 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Нет, ребята, все хорошо. Все просто прекрасно. Замечательно. Ахренительно. Да, это самовнушение.
А вообще - я гнусный буржуй.
Но завтра я никуда не иду, ибо ноги умерли.
А вообще - я гнусный буржуй.
Но завтра я никуда не иду, ибо ноги умерли.
суббота, 06 июня 2009
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Как-то грустно день начался.
Соседи снова красят по дому носится кот за игрушечной мышью... А внутри какая-то невыносимая в прямом и переносном смысле тоска. Нет, я понимаю, что это все чужое-остаточное, благо уже есть кому. И Джед тоже пришел, зеленый только немного...
А денег на телефоне как назло почти нет.
Аыыыыыррр...
Соседи снова красят по дому носится кот за игрушечной мышью... А внутри какая-то невыносимая в прямом и переносном смысле тоска. Нет, я понимаю, что это все чужое-остаточное, благо уже есть кому. И Джед тоже пришел, зеленый только немного...
А денег на телефоне как назло почти нет.
Аыыыыыррр...