Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Картинку повешу потом *)
Птица! Ты сам знаешь, что мы любим тебя больше всего на свете и считаем самым-самым замечательным. Не грусти, пушистый. Ты нам очень нужен. Правда. С Днем Рождения.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Приветствую, Одинокий Самурай! Располагайтесь, будьте как дома. Если что, тараканчики не кусаются) На ты, на вы? Если не секрет, чем привлекла внимание?
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
"Песни созданы для того, чтобы их слушали". Эту простую истину Рихард понял уже давно - в тот самый день, когда его лучший друг и будущий менеджер поднял восторженный взгляд от вороха листов с его песнями, и сказал. Вот эту самую фразу. Сначала Рихард пытался петь себе, друзьям, родным. Врожденная стеснительность, въевшаяся в кожу, не пускала на сцену. Но песни хотели большего. Музыка рвалась из сердца, она хотела жить, хотела быть свободной, лететь по ветру от человека к человеку. И кто он такой, чтобы ей противиться?.. Каждый раз, выходя на сцену, Рихард с трудом сдерживал панику при виде сначала десятков, а потом сотен и тысяч пар глаз, устремленных на него. Голова кружилась и сердце гулко билось в висках. Но он подходил к микрофону, звучали первые аккорды, и он начинал петь. И все. Он никогда не помнил, что он делал на концерте. Помнил какие-то обрывки, помнил музыку, вырывающуюся из груди, помнил восторг, разлитый по венам. И свет откуда-то сверху, такой пронзительно красивый, что хотелось упасть на колени и расплакаться. А потом лучший друг и уже настоящий менеджер держал его за руку и восторженно рассказывал, что же именно произошло на концерте. А Рихард чувствовал себя пустым-пустым, и ужасно усталым. И именно поэтому он не мог давать концерты так часто, как хотелось поклонникам.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
А мы вот внезапно в ЧГ. То есть, на самом деле не внезапно, это давно планировалось, но вот. Здесь вообще-то не плохо. Гладили котов, много-много котов. Смотрели "Мерлина". А вечером может быть даже будут симсы. А сейчас Птичка убежал в поликлинику, и надеюсь у него все пройдет хорошо.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Это удивительная книга. Гораздо более глубокая, чем кажется. Глубокие, живые, дышащие строчки, которые как будто наполняет что-то изнутри. Эта книга не о драках и не о крови. Она сильная и тонкая, как клинок кириатской стали. Это книга о людях, о том, что правильно, и о любви. Не о любви к другу, не о любви к матери, к родине или к мужчине - о любви гораздо более полной и цельной. Не о любви, как о чувстве, части человеческого сердца, а о любви как о силе, которая сталкивает эти сердца и меняет их. О силе, которая, возможно, и есть Бог, которого невозможно понять, но можно услышать. О силе, которая выворачивает нас наизнанку и делает собой.
Это очень тяжелая и страшная книга. И больше я не хочу о ней говорить.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
...Сердце, глупое, колотится о ребра, и я уже сам как будто понимаю, что глупость затеял. Дверь скрипит, застываю на пороге. Он оборачивается. И когда я вижу его лицо, я передумываю окликать его по имени. Потому что на его лице выражение удивления почти мгновенно сменяется брезгливостью и омерзением. - Что это?.. Я почти плачу, и хорошо, что в полумраке этого не видно. Я же и так тряпка, недомужчина, теперь еще и вырядился, как баба. Он, конечно, во всем прав. Поэтому я улыбаюсь и делаю вид, что слегка пьян, хотя на самом деле не выпил ни капли. - А, так, решил попробовать. Мне не идет? Нарочито неловко поворачиваюсь вокруг своей оси. Самого тошнит от наигранности тона, от всех этих женских тряпок, каблуков и косметики. Это с самого начала было глупо. Я почти слышу, как он морщится. - Иди в душ, что ли... Я фыркаю и иду. Руки трясутся так, что даже запереть дверь в ванную с первого раза не выходит. Сползаю по стенке и плачу почти беззвучно, уткнувшись лицом в ладони. Пальцы почти мгновенно чернеют от потекшей туши. Какой же я дурак... Какой же я невозможный дурак... И как невозможно глупо было считать, что он хотя бы когда-нибудь увидит во мне кого-то ближе, чем непутевый друг детства.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Надо купить поесть и таки поесть. Но для этого же надо на улицу выйти! Пичаль-пичаль... Дорогая Небесная Канцелярия, ты, кажется, немного переборщила с похолоданием.
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
В последнее время все чаще страшно раздражают те, кто в упор не понимает, что все люди - разные. А конкретнее, те странные люди, которые считают, что если им что-то дается легко, то и всем остальным это не сложнее. А если вдруг сложнее - да быть такого не может, они притворяются! И при этом мне практически не важно, относительно чего складывается такая ситуация. Например, человеку повезло со здоровьем и он может отжаться стопиццот раз, и почему-то начинает считать, что все обязаны мочь отжиматься стопиццот раз. А если нет - они либо притворяются, либо слабаки, не желающие работать над собой. Или другой пример: человеку негативные эмоции и всякое неодобрение со стороны окружающих глубоко пофиг, как слону дробина. И он считает, что вот абсолютно для всех такие эмоциональные ранения - чепуха. А если нет, то они либо притворяются, либо слабаки. Вспоминается случай в зубном, когда женщина, лечившая мне зуб, в ответ на мое сдавленное мычание о том, что больно, говорит мне, цитирую: "Ой, да ладно, не может быть больно!" Вот откуда такое вообще берется?..
Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Люблю это время. Никто еще не проснулся, сижу за компьютером, тыкаю в кнопочки. За окном уже солнце, но жарко еще не слишком. Птичка спит в соседней комнате, и Дик улыбается, думая об этом. И все пока спокойно.