Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
Рабочее название этого отрывка - Эрион.
У Мишки Питерского была одна ну совершенно отличительная черта – Мишка мало разделял игру и реальность. И играл Мишка преимущественно себя.
Просыпаясь утром, он с тоской глядел в зеркало, и видел там не мальчишку семнадцати лет, а что-то неопределенного возраста, с родинкой на правой щеке. Эта родинка была Мишкиным персональным помешательством – кроме Мишки ее не видел никто, даже Хонахт.
Родителей Мишка любил, но не уважал. Ну как можно уважать того, кто не может даже в автобусе освободить себе место? А всего-то, заклинаньице простое…
Учился Мишка на первом курсе. Институт свой он крайне любил, обожал и боготворил – в основном за то, что нагрузка была никакая и оставалось полно свободного времени.
О будущем Мишка не думал. Он вообще редко думал.
Основным жизненным Мишкиным девизом было – игра должна продолжаться. Всегда.
И когда Мишка шел по улице в институт, Мишка видел голубое-голубое небо, даже когда оно было затянуто тучами. Когда Мишка злился – ему всегда в отдалении слышался гром. Когда Мишка обижался – находиться рядом с ним становилось совершенно невыносимо.
После института Мишка Питерский обыкновенно сидел в каком-нибудь кафе с однокурсниками и поглощал еду. Непременно за их счет. Мишка был образцовым студентом – бедным и вечно голодным.
После таких посиделок Мишка был в относительно благодушном состоянии, чему способствовал если не полный, то хотя бы не пустой желудок.
Еще Мишка любил гулять. Гулял он со всеми. Если все были заняты, Мишка отлавливал жертву на улице, обаятельно улыбался и приглашал погулять. Жертвы обычно соглашались.
Но чаще Мишка любил гулять с Хонахтом. Или с Рэнди. Или с Миной. Или еще с кем-то оттуда же.
Мишку было легко затащить на игру – если вас устраивал его бесшабашный, и несколько язвительный характер. За эту пресловутую язвительность его и прозвали лекарем Эрионом, на что Мишка всегда возмущался.
Но из ролевой тусовки не уходил.
Подумаешь – Эрион. Он-то знает, что никакой он не Эрион. Ему хватало.
У Мишки Питерского была одна ну совершенно отличительная черта – Мишка мало разделял игру и реальность. И играл Мишка преимущественно себя.
Просыпаясь утром, он с тоской глядел в зеркало, и видел там не мальчишку семнадцати лет, а что-то неопределенного возраста, с родинкой на правой щеке. Эта родинка была Мишкиным персональным помешательством – кроме Мишки ее не видел никто, даже Хонахт.
Родителей Мишка любил, но не уважал. Ну как можно уважать того, кто не может даже в автобусе освободить себе место? А всего-то, заклинаньице простое…
Учился Мишка на первом курсе. Институт свой он крайне любил, обожал и боготворил – в основном за то, что нагрузка была никакая и оставалось полно свободного времени.
О будущем Мишка не думал. Он вообще редко думал.
Основным жизненным Мишкиным девизом было – игра должна продолжаться. Всегда.
И когда Мишка шел по улице в институт, Мишка видел голубое-голубое небо, даже когда оно было затянуто тучами. Когда Мишка злился – ему всегда в отдалении слышался гром. Когда Мишка обижался – находиться рядом с ним становилось совершенно невыносимо.
После института Мишка Питерский обыкновенно сидел в каком-нибудь кафе с однокурсниками и поглощал еду. Непременно за их счет. Мишка был образцовым студентом – бедным и вечно голодным.
После таких посиделок Мишка был в относительно благодушном состоянии, чему способствовал если не полный, то хотя бы не пустой желудок.
Еще Мишка любил гулять. Гулял он со всеми. Если все были заняты, Мишка отлавливал жертву на улице, обаятельно улыбался и приглашал погулять. Жертвы обычно соглашались.
Но чаще Мишка любил гулять с Хонахтом. Или с Рэнди. Или с Миной. Или еще с кем-то оттуда же.
Мишку было легко затащить на игру – если вас устраивал его бесшабашный, и несколько язвительный характер. За эту пресловутую язвительность его и прозвали лекарем Эрионом, на что Мишка всегда возмущался.
Но из ролевой тусовки не уходил.
Подумаешь – Эрион. Он-то знает, что никакой он не Эрион. Ему хватало.