Я погиб при Ити-но-Тани, И мне было семнадцать лет. (с) Ацумори
...Говорят, это странный народ, народ темных колдунов. Говорят, что дар их не Всеединым дан, что колдовству они учатся раньше, чем говорить и ходить. Говорят, что колдовской огонь у них в глазах и течет по жилам вместо крови.
Насчет крови не знаю, а остальное - правда.
Он приехал к нам тогда совсем недавно, юный и горячий даже по их меркам, по нашим - просто обжигающ. Он не знал места, не знал людей. Он был прекрасным воином, он умел различать яд в вине и пище, но не крохотную ядовитую змейку-кровянку в темноте - бич наших краев. В их стране змеи были другие, степные и песчаные.
Он со своим отрядом заночевал в лесу, по дороге к замку. В лесу, в котором появлялись только отчаянные сорвиголовы и я со своей бандой - мы скакали по деревьям лучше обезьян, а на деревья кровянка не заползала. Не нравилось ей там.
Мы следили за ними свысока, глаза привыкли к темноте давно, как глаза кошки. Он сидел на земле рядом с костром и точил тонкий нож, а между стеблей травы к нему струилась едва заметная серебристая полоска-змея. У него была ровная осанка, плавный изгиб шеи и россыпь рыже-каштановых волос.
Я прыгнул, сгреб змею с земли и свернул ей шею, пока не опомнилась. Он обернулся тут же.
- Прощения прошу, благородный господин, - с издевкой произнес я, показывая тельце кровянки. Успел произнести, прежде чем вспыхнуть от корней волос до кончиков пальцев ног.
Он смотрел на меня глубоким, карим взглядом с рыжими искрами, и убедить себя в том, что это отблески костра, не получалось. У него были полные, чувственные губы, восточный разрез глаз и красиво очерченные скулы. Совсем смуглая кожа.
- Не извиняйся. Отныне ты брат мне по крови, и жизнь моя - твоя жизнь.
Голос его был глубоким и сильным.
Я стоял, глядел в его глаза, и понимал, что пропал, сгинул, сгорел, от меня остались зола и пепел.
...Он ехал наниматься телохранителем в замок. Выходцы из его народа считались лучшими телохранителями - они были верны хозяевам, как псы, изворотливы, как кошки, сильны, как львы и умны как змеи.
Но в ту ночь он был совсем другим. Я проводил их в таверну - хотя это слишком громкое слово для этого замедения, но в деревеньке оно было единственным. Он представился хозяину Винсом. Он пил вино, как воду, и не пьянел, а я пил огонь его колдовских глаз, и никак не мог напиться. Он распорядился подать мне всего самого лучшего, он щедро платил за свою жизнь. Он улыбался мне - уголками губ, едва заметно, так, что это казалось мороком, наваждением.
Я пришел к нему ночью, сам толком не зная, чего хочу. Просто еще немного его огня, просто еще недолго увидеть изгиб его губ и линии рук. Влез через окно, по привычке, хотел просто посмотреть на него во сне, надеялся... Нет, надеялся я на другое, и он сполна исполнил мои надежды.
Он околдовал меня, думал я тогда, только потом понял, что мы оба были околдованы, связаны любовью - прочной нитью, порвать которую казалось невозможным.
Он проснулся тотчас. Обернулся - и улыбнулся, на этот раз по-настоящему, широко, обнажив белые зубы. Улыбнулся так, что у меня закружилась голова и подломились колени, я упал на его кровать, не в силах отвести взгляд.
- Здравствуй, брат мой.
- Сид... Зовите меня Сид...
Я чувствовал себя несовершенным, ущербным по сравнению с его красотой и благородством. Простой мальчишка из деревни, дикий совсем, я даже читать не умел толком... Весь в ссадинах и синяках, угловатый и неловкий.
А он взял мои руки в свои, и спрашивал, тихо и обеспокоенно:
- Что с тобой, брат? Твое сердце бьется часто, что волнует тебя?
Он еще плохо знал наш язык, тем более разговорный. А мне казалось, что сердце у меня совсем замерло.
Я не знаю, что он прочитал по моему отчаянно краснеющему лицу, по моим глазам, опущенным к полу, по моим судорожно сжатым пальцам, но он наклонился к моему лицу, я чувствовал его дыхание на своей щеке. Он придвинулся ближе и коснулся губами уголка моих губ. Я широко распахнул глаза и задышал часто-часто, а мои руки - сами руки, клянусь, я был слишком потерян, чтобы им приказывать что-то, чтобы что-то решать! - мои дрожащие руки обняли его и притянули ближе.
Он целовал меня еще и еще - мягко, глубоко, осторожно и нежно, скользил ладонями по моей груди - у него были ласковые руки и мягкие пальцы, он зарывался пальцами в мои волосы, улыбался и целовал мою шею, прикусывал ухо и шептал так, что я терял голову, что я был готов за этим хрипловатым шепотом бежать хоть на край света, шептал, что любит меня, что полюбил сразу, как увидел, звал по имени...
И он любил меня. Глубоко, сильно и трепетно, не боясь, но не желая причинить боль. А я тонул в его глазах и кусал губы, которые он лизал потом, и шептал его имя. Шептал: «Винс... Винс...» А он наклонился и выдохнул в мое ухо:
- Винсентэ. Меня зовут Винсентэ.
У него был странный акцент, и стонать это длинное имя было неудобно, я больше никогда не называл его так, но я запомнил. Навсегда запомнил.
...Я не забыл его.
Ноет плечо и в бокале плещется коньяк. Они верны хозяевам, как псы. Они никогда не умирают позже своих хозяев.
За тебя, Вин... Винсентэ. Прощай.
Насчет крови не знаю, а остальное - правда.
Он приехал к нам тогда совсем недавно, юный и горячий даже по их меркам, по нашим - просто обжигающ. Он не знал места, не знал людей. Он был прекрасным воином, он умел различать яд в вине и пище, но не крохотную ядовитую змейку-кровянку в темноте - бич наших краев. В их стране змеи были другие, степные и песчаные.
Он со своим отрядом заночевал в лесу, по дороге к замку. В лесу, в котором появлялись только отчаянные сорвиголовы и я со своей бандой - мы скакали по деревьям лучше обезьян, а на деревья кровянка не заползала. Не нравилось ей там.
Мы следили за ними свысока, глаза привыкли к темноте давно, как глаза кошки. Он сидел на земле рядом с костром и точил тонкий нож, а между стеблей травы к нему струилась едва заметная серебристая полоска-змея. У него была ровная осанка, плавный изгиб шеи и россыпь рыже-каштановых волос.
Я прыгнул, сгреб змею с земли и свернул ей шею, пока не опомнилась. Он обернулся тут же.
- Прощения прошу, благородный господин, - с издевкой произнес я, показывая тельце кровянки. Успел произнести, прежде чем вспыхнуть от корней волос до кончиков пальцев ног.
Он смотрел на меня глубоким, карим взглядом с рыжими искрами, и убедить себя в том, что это отблески костра, не получалось. У него были полные, чувственные губы, восточный разрез глаз и красиво очерченные скулы. Совсем смуглая кожа.
- Не извиняйся. Отныне ты брат мне по крови, и жизнь моя - твоя жизнь.
Голос его был глубоким и сильным.
Я стоял, глядел в его глаза, и понимал, что пропал, сгинул, сгорел, от меня остались зола и пепел.
...Он ехал наниматься телохранителем в замок. Выходцы из его народа считались лучшими телохранителями - они были верны хозяевам, как псы, изворотливы, как кошки, сильны, как львы и умны как змеи.
Но в ту ночь он был совсем другим. Я проводил их в таверну - хотя это слишком громкое слово для этого замедения, но в деревеньке оно было единственным. Он представился хозяину Винсом. Он пил вино, как воду, и не пьянел, а я пил огонь его колдовских глаз, и никак не мог напиться. Он распорядился подать мне всего самого лучшего, он щедро платил за свою жизнь. Он улыбался мне - уголками губ, едва заметно, так, что это казалось мороком, наваждением.
Я пришел к нему ночью, сам толком не зная, чего хочу. Просто еще немного его огня, просто еще недолго увидеть изгиб его губ и линии рук. Влез через окно, по привычке, хотел просто посмотреть на него во сне, надеялся... Нет, надеялся я на другое, и он сполна исполнил мои надежды.
Он околдовал меня, думал я тогда, только потом понял, что мы оба были околдованы, связаны любовью - прочной нитью, порвать которую казалось невозможным.
Он проснулся тотчас. Обернулся - и улыбнулся, на этот раз по-настоящему, широко, обнажив белые зубы. Улыбнулся так, что у меня закружилась голова и подломились колени, я упал на его кровать, не в силах отвести взгляд.
- Здравствуй, брат мой.
- Сид... Зовите меня Сид...
Я чувствовал себя несовершенным, ущербным по сравнению с его красотой и благородством. Простой мальчишка из деревни, дикий совсем, я даже читать не умел толком... Весь в ссадинах и синяках, угловатый и неловкий.
А он взял мои руки в свои, и спрашивал, тихо и обеспокоенно:
- Что с тобой, брат? Твое сердце бьется часто, что волнует тебя?
Он еще плохо знал наш язык, тем более разговорный. А мне казалось, что сердце у меня совсем замерло.
Я не знаю, что он прочитал по моему отчаянно краснеющему лицу, по моим глазам, опущенным к полу, по моим судорожно сжатым пальцам, но он наклонился к моему лицу, я чувствовал его дыхание на своей щеке. Он придвинулся ближе и коснулся губами уголка моих губ. Я широко распахнул глаза и задышал часто-часто, а мои руки - сами руки, клянусь, я был слишком потерян, чтобы им приказывать что-то, чтобы что-то решать! - мои дрожащие руки обняли его и притянули ближе.
Он целовал меня еще и еще - мягко, глубоко, осторожно и нежно, скользил ладонями по моей груди - у него были ласковые руки и мягкие пальцы, он зарывался пальцами в мои волосы, улыбался и целовал мою шею, прикусывал ухо и шептал так, что я терял голову, что я был готов за этим хрипловатым шепотом бежать хоть на край света, шептал, что любит меня, что полюбил сразу, как увидел, звал по имени...
И он любил меня. Глубоко, сильно и трепетно, не боясь, но не желая причинить боль. А я тонул в его глазах и кусал губы, которые он лизал потом, и шептал его имя. Шептал: «Винс... Винс...» А он наклонился и выдохнул в мое ухо:
- Винсентэ. Меня зовут Винсентэ.
У него был странный акцент, и стонать это длинное имя было неудобно, я больше никогда не называл его так, но я запомнил. Навсегда запомнил.
...Я не забыл его.
Ноет плечо и в бокале плещется коньяк. Они верны хозяевам, как псы. Они никогда не умирают позже своих хозяев.
За тебя, Вин... Винсентэ. Прощай.
-
-
11.10.2009 в 22:53А ещё говорит, что хозяином Винса был не граф. А угадайте кто?..)
-
-
11.10.2009 в 23:01Сиду я это не передам. Во-первых, он меня не воспринимает, а во-вторых - уже спит.
-
-
11.10.2009 в 23:06И не передавай. Не надо.
-
-
11.10.2009 в 23:10-
-
11.10.2009 в 23:13-
-
11.10.2009 в 23:15-
-
11.10.2009 в 23:18-
-
11.10.2009 в 23:19Сида еще гложет то, что Винс выстрелил, а он нет.
-
-
11.10.2009 в 23:26Там... Чёрт, что же это... Кажется, какое-то предложение. Граф что-то предложил, Винсентэ отказался, граф настаивал, тот снова отказался, граф зачем-то напомнил про эпизод с участием Сида... Ну и мы имеем то, что имеем.
-
-
11.10.2009 в 23:28Ы... Забавно...
-
-
11.10.2009 в 23:29Ну да. Только вот что... Есть идеи?
-
-
11.10.2009 в 23:33К-какие идеи?
-
-
11.10.2009 в 23:36Я просто не могу понять, что же граф предложил такого, что Винсентэ так про, гм, няло?
-
-
11.10.2009 в 23:38Я тоже не знаю...
-
-
11.10.2009 в 23:42Печально.
-
-
11.10.2009 в 23:43И мне...(
-
-
11.10.2009 в 23:44-
-
11.10.2009 в 23:45Хочется, чтобы получилось.
-
-
11.10.2009 в 23:46Лекс такой милый, когда сонный... Но суть ухватывает) Прелесть) Они будут потрясно смотреться вместе.
Он его любит. Сам не знает, насколько. Безумное что-то. Душа прорастает, знаешь? Как новая поросль на пепелище.-
-
11.10.2009 в 23:49Это видно. Лона вон увидела.
-
-
11.10.2009 в 23:52А ещё лорд, кажется, "привык" к Сиду. Ну, то есть как, привык - понял-осознал основное, мелочи досмотрит потом. Сид допущен в новообразующееся личное пространство. Не во всё, конечно, но всё-таки, всё-таки!
Да, я его палю, потому что он объяснился с Лексом и уехал, то есть подслушать не может)
-
-
11.10.2009 в 23:54Мне, наверное, спать пора. Хорошей ночи. До завтра?
-
-
11.10.2009 в 23:58До свидания, леди. До завтра - не мне, а Птице, а он у брата)
Удачных снов, желаю выспаться)
-
-
12.10.2009 в 00:01До свидания)